Портал о строительстве газопроводов и технадзоре котельных

Особенности допроса при противодействии объекта

В Главное управление уголовного розыска МВД России Ваня попал уже будучи подполковником, с должности начальника разбойного отдела уголовного розыска одной из областей Дальнего Востока. Места эти варнакские и бичёвские, туда со времён царя-батюшки ссылали всякий разбойный люд. Так что традиции там установились соответствующие.

Начнёт Ваня рассказывать о своих приключениях и переживаниях – прям заслушаешься. И ассоциации всякие непрошенные про ковбоев и времена Дикого Запада.

В общем, линия обслуживания у него  была для тех мест самая горячая – уж чего, а бандитов и разбойников  на его долю досталось с запасом. Как снегоуборочный комбайн его отдел работал, сгребая по городам, весям и тайге всю шушеру, у которой порой по локоть  руки в крови.  Но самые нервные и опасные баталии, конечно, велись не с бандитами, а со своими, казалось бы, сподвижниками – чекистами, прокурорскими работниками, да и некоторыми руководителями органов внутренних дел.

Вот, в одно прекрасное солнечное утро очередной дружественный визит представителей сопредельных ведомств. Все  в лучших традициях жанра:

«Хенде хох! Руки вверх! Стоять! Не шевелиться! Бояться!»

 Это представление называется «Визит в уголовный розыск спецназа ФСБ «Альфа». С автоматами и в бронежилетах, как положено.  Руки на стену, не двигаться, стреляем. В общем, так же резко  они и ваххабитов, игиловцев со всякими  другими кровавыми террористами и врагами человечества задерживают.

- И чего это значит? – осведомляется Ваня у «тяжёлых».

Те только пожимают плечами: мол, наше дело десятое - сказали фас, мы и бросаемся.

И тут  появляется сценарист этого концерта – такой худосочный прокурорский прыщ, гордый от того, что притащил на свою разборку авторитетных пацанов с автоматами. И протягивает какую-то бумазюльку с увесистыми подписями и печатями – типа, идёт доследственная проверка. И в рамках этой проверки данный произвол и происходит.

Прокурорские, а потом и следкомитет, моду взяли – в органы внутренних дел с чекистами и «Альфой» заваливаться, как к тёще на блины - с топориком за спиной. Мол, мусора все продажные, одна надежда на органы ОГПУ.

Несколько лет назад в Питере я был – насмотрелся, что там чуть до беды не дошло. В здание ГУ МВД заявилась сводная группа массовиков затейников из СК и «Альфы». Проломились через все полицейские, оказавшиеся ненадёжными, заслоны и устроили карнавал с обысками. Потом наши генералы разнос подчинённым устраивали и вопрошали: как могла охрана пропустить вооружённую толпу на режимный объект?

Правда, если бы не пропустили – вот тут бы веселье пошло бы. На радость мировой уголовной общественности и обывателям. Интересно, сколько человек в перестрелке бы положили с обеих сторон?

Ваня уже примерно предполагал, что тут будут доследственно проверять. Так и оказалось. Проверка по заявлению гражданина Лукашина, в миру - Батон (погоняло и фамилия изменены). Его задержали по подозрению в разбоях и убийствах. И после разговора с представителями разбойного отдела взвился отчаянный плач Ярославны: «Избили, менты позорные, глумились и издевались, роняя здоровье и достоинство человека и гражданина, ещё не признанного судом виновным». Там же справка от врача – доставлен в стационар с травмой головы после допроса в областном УВД.

А прокурорский просто счастлив – вот сейчас за горло как возьмёт невесть чего возомнивших о себе ментов. Без возбуждения уголовного дела прихватил «Альфу», так что, в принципе, его самого можно под суд отдавать за превышение. И рожу теперь пытается корчить сосредоточенно-угрюмо-решительную – то есть ответственно-государственную. Мол, закон суров, но он закон.

- И чего, это я избил Батона? – интересуется Ваня, которому разрешили отойти от стенки и больше в него не целились из пистолетов-пулемётов «Клин». Вообще-то, по нему верится, что отправить в больничку бандита он мог вполне – вид у него громилы, челюсть квадратная, кулаки увесистые.

- А у вас сомнения? – хмыкает прокурорский и начинает что-то нудно вещать про превышение власти и чистосердечное раскаяние.

- Чего, хочешь знать, как дело было? – спрашивает Ваня иронично.

Прокурорский презрительно кривится.

- Тогда пиши подписку о неразглашении гостайны, - протягивает  Ваня прокурорскому листок. – Сейчас всё увидишь.

Прокурорский фыркает скептически, но бумагу подписывает.

Дальше «гоблины» с «Альфы» из кабинета выдворяются. И Ваня начинает колдовать с аппаратурой.

Это его тайная фишка и секретное орудие. Совместно с Управлением спец технических мероприятий в кабинетах отдела, где происходит беседа с контингентом, установлена видеозаписывающая аппаратура и гриф «секретно» на неё поставлен. Не раз техника выручала и помогала при проведении оперативных комбинаций и при добывании доказательств преступной деятельности фигурантов.

И вот на экране монитора допрос Батона. Уркаган сидит на стуле и упорно отрицает своё участие в бандитизме и убийствах.  Когда видит, что козыри не у него, а у уголовного розыска, невнятно бурчит:

- Ну, я вам покажу.

Оперативники привыкли к угрозам и похлеще. Но бандюган неожиданно вскакивает с места, бросается к сейфу и начинает долбиться башкой об острый угол – впрочем, аккуратненько так, чтобы весь в крови, но не до смерти. Хай, вой, оттащили, упаковали, в тюремную больничку отправили – чин чинарём. А эта тварюшка на больничной койке начинает  пасквили строчить на доблестные органы охраны порядка.

- Ну чего, теперь всё понятно?  - спрашивает  Ваня прокурорского.

Тот надулся, как сыч, и злобно глазками сверкает. Но вынужден согласиться с доводами и цедит сквозь зубы:

- Понятно.

И Ване понятно, что будет отказной материал. И ещё понятно, что визит этот не последний. Опять какой-нибудь бандос накатает заяву о происках подлых легашей. И опять прокурорские, с «Альфой» или без неё, нагрянут и будут строить озабоченно-государственные гримасы.

Песнь эта вечная и заунывная.

Никогда не мог понять прокурорских, судейских да и некоторых полицейских деятелей, столь трогательно заботящихся о правах отморозков.     Лучше бы защищали с таким рвением интересы пострадавших от криминала граждан, когда под надуманными предлогами месяцами уголовные дела не возбуждаются. Но до граждан дело как-то не доходит – времени нет. Ведь слезинка бандита даже дороже, чем для либерала слезинка ребёнка.

Я, конечно, против  мордобоя и пыток, но, честно говоря, небеса не рухнут, если какому-нибудь киллеру ребра пересчитают ради  его же личного блага - честного сотрудничества со следствием. Плакать не буду. А некоторые обличённые властью деятели горько плачут. И обличают подлого мента. И, в итоге, получается, что они как бы на бандитов работают, а не на простых людей. Потому как простому человеку – ежели бандиту ребра пересчитают – только радость и счастье.

Впрочем, прокурорских тоже можно понять. Им авторитет надо нарабатывать. Потому как авторитет в нашем вирутально-загадочном мире лживых и надуманных отношений и иерархий - это всё. Где авторитет – там власть и, главное, деньги. Ну а фигли – либероидный лозунг «ОБОГАЩАЙСЯ» никто не отменял.

А тут ещё вечная межведомственная свара силовиков со времён Царя Гороха и Древнего Египта – кто главнее. А основной объект, на котором прокурорские могут наращивать свой авторитет и оттачивать принципиальность – это менты, а ныне полицейские.

Был один у нас не так давно Генеральный прокурор, который, поговаривают злые языки,  чуть ли не официально политикой прокуратуры поставил перекрышёвывание самых лакомых кусочков, фирм и предприятий от ментов на себя. И, надо сказать, успешно с этим справлялся. Отголоски этих битв звучат и до сих пор.

А что сегодня? Конечно, на вершине пищевой цепочки в силовой сфере ныне чекисты – у них выход напрямую на самые вершины власти, и они успешно этим пользуются. Потом идут всякие суды, следкомитеты и прокуратура. А в самом низу – замордованный, измученный неподъёмными задачами, затюканный всеми полицейский. У него вообще уникальная позиция – он ответственен за борьбу с преступностью, за порядок на улицах, за уборку мусора, вообще за всё. И его в любой момент можно отодрать и высушить. «Пионер, ты в ответе за всё».  Так что полицейский в правоохранительной системе – самое забитое и бесправное звено, вместе с тем на котором держится всё – и бюрократы от прокуратуры, и чистюли из СК, и обитатели высших сфер чекисты. Это такой лапотный мужик, который  двух генералов кормит и перед всеми виноват. Иногда он сильно озлобляется, начинает кусаться и отрываться на населении. Но это уже другой вопрос.

Ну, ничего не поделаешь. Такая ситуация – интернациональная. Со времён Римской Империи полицаи всегда крайние. Как пошло в Древнем Риме, что полицейской деятельностью занимались рабы, так оно и осталось. И при всех революциях всегда начинают бить именно городовых, в то время как Третье отделение и всякие бумажные судейские чернильницы отсиживается незаметно и линяет в Париж…

Тундра и полярные сияния

Каждую ночь я просыпался в три часа, искренне уверенный, что проспал и давно должен быть на работе. Потому что именно в это время прямо на меня светило яркое солнце, и полное ощущение, что самый разгар рабочего дня.

А чего удивляться? Это лето. Крайний Север. Столица Ямало-Ненецкого округа Салехард.

Город уникален тем, что он не за Полярным  кругом и не перед ним, а точно по нему. Ну и, соответственно, со всеми прилагающимися радостями – летний день - несколько месяцев, зимняя ночь без намёка на солнышко сплошная беспросветная тьма, снегопады и порой, как сюрприз, северные сияния над головой.

И чего, спрашивается, меня судьба-злодейка туда занесла? Дотуда ведь на хромой кобыле не доберёшься. Машины не ходят туда, бредут спотыкаясь олени. Хотя нет – из столицы имеются же регулярные авиарейсы местной авиакомпании.

Звоню коллегам в УВД ЯНАО, чтобы, значит, заказали мне, уважаемому представителю горячо любимого Главка МВД, билет на самолёт – на обратный рейс, потому как в Москве с ними напряжённо. И слышу в ответ радостное: билеты до Москвы распроданы на полгода вперёд, и помочь московскому полковнику просто не в силах… Надеются, наверное, что проверяющий, учитывая географию, просто не доберётся до них. Билетов же на «Боинг» нема, а на собаках долговато будет.

Проявляя чудеса изворотливости, добываю билет туда-обратно и сообщаю, что так просто от меня не отделаешься. Выслушиваю очередной спич, что гостиницы в Салехарде стоят в три раза больше, чем положено по командировочным расходам МВД. Требую настойчиво обеспечить меня хоть каким-то жильём, поскольку столько денюжек у меня нет – все же не от Газпрома лечу. И в один прекрасный день двигаю в аэропорт.

Проверяльщиком мне летать не впервой. Не шибко люблю я это дело – копаться в бумагах, выковыривать из них недостатки и недочёты и щедро сыпать в справку с перечнем мер по устранению. Это такая старая игра в Ревизора, крайние формы которой описаны в пьесе Гоголя, который наше все. Хотя на этот раз не поездка, а халява. Потому что лечу я не по линии уголовного розыска, а буду терзать все подразделения - по списку. То есть строить участковых, следаков и прочих подневольных людишек.

Главное управление по охране общественного порядка МВД России устроило грандиозную пиар-акцию, напомнив о своём существовании – выдало концепцию деятельности по профилактике преступлений.

Профилактика – такое неприкаянное аутичное дитятко, которое все службы МВД всегда пытались сплавить друг другу. Без неё никуда, но и с неё только шишки, и никаких дивидендов. Выросла преступность – профилактика виновата. Упала – ну работайте и дальше в том же духе, чтобы падение и в следующий год было. Ясных критериев нет.

Профилактические службы подчинялись при СССР угрозыску – целое Управление в ГУУР было. Потом передали её в Главное управление охраны общественного порядка, рассудив, что главный профилактор – это участковый. Вот пиарщики из их Главка и разродились целой концепцией, чтобы запудрить мозги руководству МВД и страны. Мол, навалимся всем миром и переборем гидру преступности. И на проверку исполнения своих грандиозных планов подвязали все Главки МВД. По всем областям послали по два-три человека, а в Салехард, учитывая отдалённость и малонаселённость, решили, что хватит меня одного.

Концепцию перед отлётом я прочитал внимательно. Не, написано конечно, красиво и, в целом, даже по делу. Вот только ни шиша не выйдет из неё грандиозного и красочного. Так, мелкие лечебные процедуры дряхлеющего организма. Потому что со времён Ельцина всю эту систему государственной профилактики уголовной преступности цинично и жестоко уничтожали, доводя до логического завершения элементарный принцип капитализма - никто никому ничего не должен, каждый сам за себя отвечает, ежели ты решил сдохнуть в тюрьме или в теплоцентрали, то мешать не будем.  А ещё у меня стойкое ощущение, что дорвавшаяся тогда в России до власти либеральная сволочь просто была заинтересована в обвальном росте преступности. Чего и добились, надо сказать, виртуозно и эффективно. Так что не дураки они были. Обычные вредители и террористы.

Именно в начале девяностых был до предела ослаблен надзор за отсидевшими и условно освобождёнными зеками – убрана статья из УК о нарушении правил условного освобождения и ряд других, что практически выбило все оружие по работе с профессиональным уголовным контингентом из рук правоохранительной системы. Уничтожены приёмники-распределители для бомжей, так что все те прописались рядом с моим домом около одного из московских вокзалов. Практически развалена психиатрическая помощь – долгое время психов можно было прятать в дурдом только с их согласия (это невменяемых людей), или ежели он кого пришьёт. Приказали долго жить лечебно-трудовые профилактории для алкашей – это же ужасное нарушение права человека на то, чтобы пить и тиранить окружающих.  Развалена работа с подростковой преступностью, позакрывали  множество спецшкол для малолетних преступников, дав право недоноскам грабить и воровать всласть до достижения возраста уголовной ответственности. Вытрезвители где? Только сейчас спохватились. А трудоустройство ранее судимых – краевой камень адаптации к нормальной жизни. Как сейчас это делать? И таких диверсий в законодательстве и организации госуправления полно. Все понимают, что нужно восстанавливать советскую систему профилактики, но как всегда простой капиталистический вопрос: а где деньги взять? Тем более, сломать что-то – три секунды, а воссоздать – годы.

Так что можно хоть сто концепций написать, но вопросы эти решаются только системно, всеми ветвями власти.

В общем, поездка намечалась как увеселительная. Хотя узкие места  в реализации концепции мне, надо сказать, в итоге удалось какие-то нащупать, так что может и польза была от этой поездки.

Ну что сказать про Сахалин, то есть про Ямал?  Внеземная колония – если на том же Марсе найдут газ или какой-нибудь чудо-элемент. Полная отстранённость от Большой Земли.

Ощущение иной планеты. Кто не был – не понять. Тундра, где под июньским солнцем, которое не заходит круглые сутки, ещё лежит белый снег. Вечная мерзлота. Вездеходы, меряющие тундру гусеницами. Двести двадцать дней в году морозы, порой до шестидесяти градусов, а то и до семидесяти. Холоднее на нашей планете только Антарктида. Экзотика, однако.

И на въезде в город огромная скульптура, изображающая былого властелина этих краёв, вытесненного закутавшейся в шкуры голой обезьяной. Мамонт. Издалека вообще выглядит как живой.

Сам город производит странное впечатление. Кажется, что новенькую игрушку, сияющую яркими гранями, насильно впаяли в древнюю первобытную тундру. Новые жилые и общественные здания, современные дорожные развязки, автозаправки, магазины - все смотрится ярко и дорого.  Сразу видно – именно в этих краях фактическая столица Газпрома, много денег, возможностей и работа на перспективу.

Говорят, значительную часть города отстроил бывший зам по тылу местного УВД, деловой и пробивной еврей. Если так, то молодец. И правда хорошо получилось.

Часть города – это старые бараки, напоминающие о тех временах, когда это был безнадёжный и беспросветный край света, где раскинулись самые страшные исправительно-трудовые лагеря. По моему, в романе «Эра милосердия» (фильм «Место встречи изменить нельзя») Вайнеры прошлись по лагерям Салехарда - оттуда бежали матерые воры, прихватив с собой «гастронома» – то есть попутчика-зека, назначение которого быть съеденным с голодухи при походе через тундру.

Смотришь на бараки и пытаешься представить, как оно было тогда, в былинные времена. И как-то зябко становится, несмотря на то, что лето здесь в тундре выдалось вполне тёплое.

Интересно, что квартиры  этих бараках вполне по ценам сопоставимы с московскими. А билеты на самолёт вообще запредельные. При этом билет до Москвы раза в три дешевле чем до Новосибирска, хотя расстояния и меньше. Закон рынка. В Новосибирске один из головных офисов Газпрома, и туда постоянно летают на совещания местные шишки. Есть спрос, есть предложения, ну и спекуляция. В местных СМИ постоянно муссируется вопрос о парадоксах ценообразования на авиабилеты и дефицита этих самых билетов, когда за полгода приходится их покупать. Но вопросы не решались тогда никак. Может, ныне что-то и изменилось.

Народ в госорганах, прокуратуре, внутренних делах по большей части пришлый. Те, кто приехал в тундру за деньгами, выслугой лет, да так и остался, будто магнитом прилипнув душой и телом к Северам. Эти края завораживают, пленяют очень многих. Хотя и климат жуткий, и условия жизни экстремальные. Но ведь ощущают люди эти края родными.

Тут обтачивается с годами особый северный характер. Способность переносить тяготы жизни. Трудиться не за страх, а за совесть. И ещё какое-то особое чувство плеча ближнего рядом с собой. В одиночку на Северах не выживают. Поэтому самым страшным считается не остановиться на зимней трассе у заглохшей машины – это здесь просто кощунство, за такое и пришибить могут. Выжить тут можно всегда было только сообща. Поэтому и отношения у людей какие-то более тесные. То, что на Большой Земле не принято, тут в порядке вещей. Единство и взаимопомощь во всем – и в крупных делах, и в мелочах.

В гостиницах цены запредельные, расходы мне никто не оплатит. Чего делать?

Замначальника розыска заявляет:

- У нас сотрудник сейчас в отпуске на Большой Земле. Я с ним созвонился. Говорит, чтобы ты пожил пока в его квартире.

Так я и получаю двухкомнатную квартиру в новом, с улучшенной планировкой, доме - в полное своё распоряжение. На Большой Земле такое вряд ли встретишь. Но на Севере такое гостеприимство просто в порядке вещей…

Многое делают там и государство, и Газпром для людей.

Например, в таком климате при отсутствии излучения Солнца проторчать здесь целый год безвылазно – для европейца очень вредно для здоровья, особенно детского. Вот многие годы и отправляли всех детей (наверное, и сейчас отправляют) за государственный счёт на лето на юга, в тепло, на море.

Огромные  средства тратятся на поддержку коренных народов -   ненцев, хантов и прочих чукчей и якутов. Там проблем полно. Общими усилиями вымирание малых северных народов, вроде бы, прекращено. Но под тяжёлой поступью цивилизации продолжается разрушение их привычного образа жизни. Не от того, как говорят  дураки, что туда вторгаются трубы Газпрома и вездеходы геологов – там такие бескрайние пространства там, что все эти самые трубы и месторождения исчезающе малы.  Основная беда в столкновении двух цивилизаций – развитой технократической и практически первобытной, природной.

Значительная часть коренного населения ещё живёт в мире стихий и духов. У них совершенно другие представления о действительности и приоритетах. Порой наивные, порой куда более здоровые и цельные, чем у представителей атомного века.

- Чудеса тут, - качает головой замначальника розыска. – Местные – они и правда по-другому на все смотрят. Вон, случай. Один тонет в море, другой ему руку даже не подал. Спрашиваем – а почему не помог? А он в ответ – Дух Воды забрал, кто я такой, чтобы ему противоречить? Это не бравада и не оправдания. Он правда так думает.

Заканчивается лето и подходит время осени – а, значит, учебного года. Вертолёты поднимаются, вездеходы углубляются в тундру. Детей со стойбищ собирают в Интернаты. Родители отпускают не слишком охотно – мол, чего оленеводу всякой ерундой голову забивать? Но забирают. И опять столкновение цивилизаций. Перемешивание, иногда не слишком удачное. С одной стороны, местное население таким образом утрачивает корни, отходя от традиционных промыслов. С другой – появляется своя интеллигенция, свои специалисты с высшим образованием и чиновники. Прогресс этот не остановить.

Туземцы потихоньку усваивают не только плюсы цивилизации, но и её болезни. Основная и самая страшная для них – алкоголь. У северных народов нет генов, которые адаптируют человека к спиртным напиткам. Для некоторых достаточно бутылку выпить, чтобы стать алкоголиком. Ну а на этой почве люди, которые бьют из ружья тюленя в глаз, теряют разум, нередко возникают соответствующие эксцессы и трагедии. Выяснения отношений, пьяный угар, стрельба. Большинство таких происшествий так и остаётся в тундре – она большая и скроет все следы. Хотя в целом северные народы достаточно покладистые и смирные.

Узнают дети заснеженных равнин  и вкус таких понятий, как уголовная преступность, паразитизм, когда можно не зарабатывать, а красть и забирать. В тундре так не принято. Но здесь же цивилизация! Вот и умудряются самоеды и селькупы вливаться в состав различных банд и организованных преступных групп – хотя довольно редко.

Угрозыск задерживает одного такого молодого начинающего бандита – человека отмороженного и крайне бесстыдного, совершенно не чтящего уголовный кодекс. Он в запале и орёт:

- Лягавые, вы чего, охренели меня задерживать! Я же в «Красной книге»!

Ну да, вымирающий народ. Имеет право побандитствовать.

- Всех бы вас, бандитов поганых, да в «Красную книгу», - в ответ вполне резонно замечает оперативник.

Говорят, на Севере в глубинке существуют ещё традиции, когда гость был обязан возлечь с местной женщиной. Это делалось для разнообразия генетического кода. Думаю, что ныне это уже не актуально. Но один наш сотрудник чуть не влетел в командировке лет десять назад в такую ситуацию. Парень здоровый и статный – ему все пытались подсунуть местную диву – чтобы дети были красивые, но без всяких обязательств. Еле отбился. А то ведь обида кровная.

У северных народов полно каких-то межнациональных счётов – воевали друг с другом веками. Свои кланы, свои князья. И денег у многих полно – оленьи стада, охота, рыбалка, традиционные народные промыслы приносят очень неплохой доход. Так что в стойбищах нередко увидишь и спутниковую тарелку. И вожделенная мечта каждого северянина – снегоход «Ямаха», который стоит тысяч двадцать долларов. Но покупают – деньги есть.

Один из сотрудников областного розыска решил жениться на местной красавице. Девчонка – глаз не отвести. Запал на неё, сделал предложение. Пока договаривались о свадьбе, выяснилось, что её отец  типа там какого-то князя, у которого денег, как у олигарха местного разлива.

Вот и встреча будущих родственников. Приезжает из тундры такой серьёзный мужчина. Вежливый такой. Выслушал дочь, будущего зятя, как они друг друга любят и жить не могут поодиночке. Потом заявляет:

- Хорошо, что такой красивый на моей дочке женишься. Квартира, дом, машина, деньги на жизнь – все даю тебе.

Наш парнишка прямо расцвёл.

- Но если ты её бросишь, я тебя застрелю.

Все, все акценты расставлены. И семья живёт счастливо и хорошо…

Проехался немножко по тем краям. Много чего там интересного. Тундра с низкой растительностью. Изрезанная  береговая линия. И реликты ГУЛАГа – самые суровые колонии России.

В колонии рядом с Салехардом отбывает пожизненное заключение за ряд заказных убийств верный подельник знатного уголовника Ходорковского и начальник службы безопасности ЮКОСа  Пичугин.

Суровая зона такая. Монументально бетонная, со многими рядами колючки. Даже гостиница в посёлке при ней имеется.

В разговорах с нами сотрудники колонии всё проклинают час, когда к ним Пичугина прислали.

- Как только к нам он пришёл, тут же группа поддержки завалилась из адвокатов и правозащитников. Теперь на постоянке здесь живут – вон, всю гостиницу этот кагал оккупировал. И по каждому чиху Пичугина петиции в Верховный Суд и Совет Европы катают. Достали, ей Богу. Может, кто заберёт его!..

Время в этих краях как-то странно сжимается и растягивается. После работы едем на местное озеро на шашлыки. Благоухание хорошо приготовленного мяса. Пиво. Винцо красное. Разговор за жизнь. Солнце в зените.

Оглянуться не успел, а на часах уж полпервого ночи. И поверить в это невозможно.

Но у местных свои часы. Они знаю, что уже поздно. И что солнце никуда не денется. И что оно будет примерно там же, когда вставать на работу.

- Ну, по домам, - говорит местный опер.

Мой дом далеко. И он ждёт меня. И мне вскоре предстоит прощально махнуть мамонту у въезда в город рукой. И на самолёте в Москву. На самолёте любая точка Земли – оно недалеко…

Покажите свидетеля

1987 год. Эх, давно это было. Тогда я уже постепенно превращался из «русского друга и брата» в «московского оккупанта», служа военным следователем в Баку. Золотое времечко. Впереди перемены, гроза и полная неопределённость. А в груди, как и положено, лейтенанту в его неполных двадцать четыре года - жгучий интерес к стремительно меняющемуся миру.

Помощник военного прокурора Бакинского гарнизона Александр Иванович заходит в мой кабинет, расположенный на веранде старенького особняка в Сальянских Казармах, который занимает наша контора. Я как раз печатаю какое-то постановление на огромной электрической пишущей машинке. Когда каретка переводится на новую строку, стол, а вместе с ней и здание, вздрагивают от этой мощи. Она мне напоминает затвор пушки.

- Давай, машина уже ждёт, - кивает мне помпрокурора. - Там под Баку  военные строители ДТП заделали. Местный народ волнуется.

Когда я что-то накосячил с уголовным делам, наш прокурор в сердцах установил надо мной надзор и контроль со стороны помощника прокурора. Теперь у нас типа следственно-оперативной группы, где я на побегушках. На этих побегушках добежал уже и до космодрома Байконур, достаточно успешно вытащив старую историю по неуставным отношениям. И вот новое приключение.

Александр Иванович подходит к зеркалу, гордо поправляет свою отутюженную морскую форму. Вся грудь в значках – за какие-то походы и достижения. Сам он невысок, коренаст и держится с таким военно-морским шармом.

Он человек суровый, добросовестный, в душе истинный моряк. А ещё драчливый и страшный бабник. Из тех, которые в припадке любовного томления восклицают: «ежели что, я женюсь».

А с жёнами у него всегда что-то несуразное выходит.  Впервые женился ещё во ВКИМО, на юрфаке, перед выпуском. Надели на него морскую форму и распределили в военную прокуратуру Североморска. Жена-москвичка из интеллигентной семьи съездила в Североморск, тут же объявила, что не для того её мама растила, воспитывала и английскому языку учила,  чтобы в такой дыре жить. Скандал. Развод. А потом непоследовательные, зато громкие, женские крики-упрёки: «На кого же ты меня бросил, ирод?» И стала она писать на него письма в партком, что, негодяй такой, бросил семью, а ещё коммунист. Тогда у парткома было такое любимое занятие – разбирать жалобы жён и всяких девиц, при этом жестоко карая за аморалку. Позже эта страсть к чужим семейным проблемам вылилась в любовь населения к латиноамериканским сериалам. Но тогда  мечту обывателя влезть в чужую личную жизнь вполне можно было реализовать на партсобраниях.

В общем, Сашу пропесочили партийно за пренебрежение  интересами семьи. За развод. За длинный язык. За всё. Объяснения его слушать не стали. А в назидание выперли служить на Тихоокеанский флот. Где-то в районе Владивостока.

Там, он, конечно же, нашёл себе новую жену. И, понятное дело, когда его стали   переводить в очередной раз в очередную дыру, ехать она с ним отказалась. А дальше по накатанной – развод, жалобы в партком, крики, вопли. То ли женщины везде одинаковые, то ли Саша таких находил. В итоге в наказание он очутился в военной прокуратуре Бакинского гарнизона. Это тогда типа ссылки было.

Зелёнку пехотную он принципиально отказывался надевать, так и оставаясь мариманом в нашем насквозь сухопутном коллективе.

В Баку три прокуратуры тогда было – армейская, гарнизонная и флотилии. Мы, молодёжь, жили, можно сказать, одной семьёй (в приличном смысле слова). Вместе работали до упаду – суббота официально рабочий день, а воскресенье как получится. Чаще приползали с работы домой поздно, порой ночью. И пытались оторваться в любую минуту отдыха.

Все время работали и отдыхали только вместе. Выезжали на природу. Пьянствовали, потом трезвели. Помогали друг другу, чем могли, ничего не прося взамен и зная, что так же беззаветно помогут и тебе. Я вон почти два года у моего друга Игоря прожил, хотя имел свою квартиру – у нас тусовка была там, все собирались. Веселуха.

Ну и новый помощник прокурора стал быстро достойным членом нашего беспокойного коллектива. Естественно, у него опять завязались какие-то отношения с местными дамами -  ну, прям до женитьбы. Только отношений много, а женитьба положена пока только одна. И он ещё не мог понять – какая именно.

Мы всей компанией на его новой квартире. Александр Иванович - со своей девахой Наташкой. Народ набрался уже значительно, хотя в Баку в связи с особым положением сухой закон. Но водку и вино возили из Тбилиси, из командировок. Или покупали на Кубинке – такой спекулянтский район, где можно было купить вообще все на свете и не слишком   дорого.

Мы как-то расслабились, хотя изначально были злые. Перед этим у винного магазина к нам подошёл развязной походкой азербайджанец, предложил за десятку бутылку вина из подсобки продмага вынести - цена божеская. Мы скинулись. Он деловито зашёл за стойку магазина и нырнул на склад. И просквозил в другой выход.

- Эх, следаки фиговы! – возмущался Александр Иванович. – Как детей нас развели. Двух следователей и помощника прокурора.

- Ага, - кивает Игорь. – Мы потерпевших терзаем, чтобы они описали бандита и словесный портрет составили. А этого хрена кто из нас описать может?

- Никто, - пожимаем мы плечами.

Правда, азербайджанец и азербайджанец, в плаще, с усами. Покажи нам его завтра, а то и сегодня – и фиг узнаешь.

В общем, пошли заливать позор вином. Я, правда, практически не пил. В основном, больше наслаждался нашей весёлой компанией.

В самый разгар процесса пирушки доносится настойчивый стук в дверь. Александр Иванович отталкивает прижавшуюся к нему Наташку и стонет:

- Это она! Не пускайте!

Выясняется, заявилась вторая его пассия.

Игорь перекрывает двухметровой фигурой классического шкафа проход  в квартиру и, покачиваясь, объявляет изящной тоненькой пассии:

- Александра Ивановича нет дома!

А из квартиры доносится развязный голос Наташки:

- И пускай валит отседа!

И какой-то успокаивающий голосок помпрокурора.

- Так вроде его же голос! – возмущается женщина.

- Нет, - как биоробот повторяет Игорь. – Александра Ивановича нет дома!

Цокот каблуков. Возмущённые возгласы и проклятия. Одна проблема снялась. Празднование чего-то там неизвестного продолжается.

Потом мы поехали к Игорю – того жена ждала. Остальные остались праздновать.

Утром Юра к нам заявляется. Это вообще был уникум. Его в армию загребли и определили в военные следователи армейской прокуратуры в Баку прям с должности шашлычника.  В Краснодаре у него родители - какие-то шишки. Они пристроили его после юрфака следователем в местную милицию и на радостях, что сына при деле, подарили автомашину «Жигули» - мечту советского гражданина. Юра долго на ней не проездил. Пропил за несколько дней – учитывая, сколько стоили тогда машины, это было не просто. Но он смог. Из милиции его вышибли в шашлычники. А позже приняли под сень военной прокуратуры, из которой, впрочем, вскоре его в 1989 году вышибут за кусочничество и недочёты по службе.

Юра пребывает в каком-то странно-сумеречном состоянии, особенно со вчерашнего бодуна. И сообщает нам, закатывая глаза загадочно:

- Все, каюк. У Саши с Наташкой разбор полетов. Он ей в лоб дал. И, наверное, убил.

Чего с нами было – трудно передать. Вот только этого не хватало!

Срываемся к Александру Ивановичу домой. Застаём его и Наташку в добром здравии, мило воркующих, как голубки с площади Ленина. То ли Юре привиделся спьяну бой быков, то ли всё было не так страшно, но обошлось…

В общем, в наказание за служебные грехи я работаю под надзором у Александра Ивановича. Мотаюсь по всему Союзу и как опер ищу каких-то виновных, свидетелей, потерпевших. Выявил несколько тяжких преступлений. В общем, комфортно мне в целом, только прокурор волком смотрит, как на тунеядца.

И тут выезд на это дорожное происшествие. Ничего не поделаешь - служба. Запираю кабинет, прихватываю кожаный потёртый портфель с бланками протоколов, рулеткой и прочим инструментарием.

Пока едем в машине, выясняется, что грузовик из автобата шёл. В нем узбек из племени военных водителей рулил. У многих военных водителей душа, видимо, большого дела и битв жаждет. Поэтому ездят они на грузовике как на танке – кто не спрятался, я не виноват. Вот на такого не спрятавшегося и наехал лихой узбек.

Качественно наехал. Когда мы приехали, трупа уже не было, но ошмётки какие-то валялись кровавые - аж дурно стало.

И там толпа человек пятьдесят собралась. Гаишники стоят какие-то испуганные. Толпа барагозит – мол, военные наших земляков давят. Перед этим командир войсковой части уже приезжал, пытался угомонить народ словами о единстве народа и армии. Получил подполковник в лоб и успешно ретировался – а то могли бы и порвать.

Ну а дальше – концерт. Толпа волнуется. Но на нас пока не прыгает – очень уж тогда в Азербайджане власть уважали, тем более прокурорскую. А тут ещё и Александр Иванович в его отутюженной кремовой военно-морской рубашке и черных брюках. Красавец. Вызывает некую робость.

Начинаем место происшествия осматривать. Появляется майор из воинской части,  заместитель командира. Он напряжённо косится на разгорячённую толпу, не без оснований опасаясь, что туземцы вполне могут наброситься и разорвать на куски. Он начинает нам сбивчиво расписывать, как этот наезд был.

Тут подпрыгивает к нам заводила всего этого концерта, самый громкий, и начинает кричать:

- Э, прокурор. Не слушай. Не так всё было!

А народ все больше возбуждается. Орут, начинают уже к нам руки тянуть.

Тут Александр Иванович оглядывает толпу – с хладнокровием и спокойствием адмирала Ушакова, завидевшего турецкие паруса, и говорит:

- И чего это они всё орут? Илья Владимирович, ты пистолет с собой взял?

Пистолета мне взять было неоткуда, поскольку в каких-то тыловых документах не удосужились вооружить нашу контору, что позже, при начале массовых беспорядков, чуть не вышло нам боком. Но я гордо киваю:

- Взял.

- Ну так пристрели тут пару человек.

Тут заводила аж подпрыгивает:

- Э, прокурор! Зачем сразу стрелять?

- Ну а чего вы шумите?

- Так они всё врут, - тыкает он на военных.

- Врут?

- Врут.

- А по-другому все было?

- По-другому. Я знаю.

- А, значит ты свидетель. Ну, сейчас показания возьмём.

- Э, я сам ничего не видел, - заводила как-то начинает отступать, пытаясь затереться в толпе земляков.

- Так, - Александр Иванович обводит мрачным взглядом толпу. – Кто свидетели? Подходите, будем брать показания.

Ну а дальше чисто «Золотой Телёнок», как Остап Бендер разгонял толпу. Прям по классике - при словах «кто свидетели» через минуту от толпы не остаётся никого. И мы продолжаем работать в спокойной обстановке, однако озабоченные одним – а где все же свидетелей брать?

Ну а на следующий день опять командировка – на аэродром, где солдатики ОБАТО распоясались, спёрли кучу имущества, на радостях набили друг другу морду, да ещё на спор в карауле проткнули штык ножом борт боевого самолёта…

В общем, весело. Последние годы перед распадом Державы и хаосом девяностых. Но мы на окраинах Империи уже тогда начали привыкать, что наш привычный мир постепенно становится с ног на голову…